В далеком детстве мы маленькие ребятишки, живущие в центре (къуэжэку) села Канщууей, все лето проводили на речке Курп возле водокачки. В этом месте речка делала петлю вокруг островка находившегося напротив водокачки. На высоких, обрывистых, глинисто — песчаных берегах островка гнездились очень красивые с ярким оперением райские птички (золотистая щурка), которых мы называли шунаф. Вся стенка обрыва островка была исщерпана тысячами нор, где гнездились эти птицы. Целыми днями мы игрались, бегали по островку, собирали ракушки, миллиардами ссыпающимися из гнезд райских птичек, которые непрерывно углубляли свои норы, рыли дополнительные тоннели – запасные входы и выходы из своих гнезд. Купались в мутной, желтой воде реченки, строили запруды из глины, которых все время размывало. Ловили маленьких, серебристых рыбешек на мели, образовавшейся ниже запруды. Загорали на ровном плате островка, накалившемуся на солнцепеке как печка от угля. Сторожили гусят, чтобы их не утащили хитрые лисички и одичавшие собаки, которые скрывались в зарослях колючего кустарника, растущего в изобилии на берегах речки Курп за островком. Гусята ни на один шаг не отходили от нас ребятишек, купались вместе с нами, ныряли в образовавшемся пруду выше запруды, щипали зеленную травку, растущую на берегах речки. Недовольные взрослые гуси – родители гусят шипели на нас, что-то гоготали – говорили гусятам, чтобы они держались подальше от нас мальчишек, но гусята считали что мы их старшие братишки, понимали что им не грозит никакая опасность рядом с нами, что сороки или ястреб их не украдут и не унесут, что мы их всегда защитим. Уставшие, измученные жарой взрослые гуси уходили к водокачке охладиться холодной водой, оставался только один сторожевой гусак, который не доверяя никому зорко следил с вершины островка за всеми, за гусятами, за ребятишками, за парящими высоко в небе ястребами, за наглыми трещащими сороками, скрывающихся в ветках кустарника.

Родители наши, занятые целыми днями тяжелой работой в колхозе предоставляли нам малышам полную свободу, лишь бы мы приходили к вечеру домой с гусиным стадом, и чтобы ни один гусенок не пропал, не заблудился. Мы малышня строго следили, чтобы к нашим гусятам не приблудился чужой гусенок от соседей. Каждый из нас знал по специальным меткам разрезам (лъабзэ) на перепонках гусиных лапок, которые делали наши родители гусятам, чей гусенок приблудился к нашим малышам. Некоторые приблудившиеся гусята соседей не хотели уходить, пищали, прятались. Если их ловили и уносили к хозяевам то они на другой день опять присоединялись к понравившейся стае гусят, с которой они подружились, проводили с ними целый день и опять вечером приходили к соседям ночевать.

Каждый день, ближе к обеду, на водопой в село возвращалось через Гуоу хьэблэ огромное стадо коров и буйволиц. Измученные жарой и жаждой, ревя и обгоняя друг-друга, подымая тучи пыли, бежали мимо почты, через узкий проулок, идущий к речке и водокачке. Толкаясь, бодаясь друг с другом сбегали с полого берега к речке. Огромные буйволицы сходу захватывали грязную трясину, образовавшуюся перед речкой, ложились в болото, кувыркались, крутились в грязи, через несколько мгновений они полностью покрывались черной грязью и превращались в страшные существа с бородами и усами из сказок Нартов. Коровы вели себя достойно, осторожно обходили болота, где в грязи лежали буйволицы, заходили в речку Курп, мелкими шажками переходили ее и через островок двигались к водокачке, куда по системе труб вбитых в гору, стоявшую над рекой, поступала ледяная прозрачная, вкусная родниковая вода. Напившись чистой родниковой воды коровы ложились на землю в тени под деревьями акаций, дурного дерева (жыг делэ), или тутовника в обилии растуших за островком, дремали, жевали жвачку, отдыхали несколько часов пока не спадала нетерпимая жара. Некоторые молодые коровы – мамаши, имевших маленьких молочных телят, в это время убегали домой покормить своих чад. Среди этих коров была наша красавица Мая, рослая, выше и крупнее всех коров, светло-коричневая, с белым пятном на лбу, с большими, умными глазами и мохнатыми ресницами. Она души не чаяла в своих двойняшках, сыночках бычках, иногда она умудрялась по несколько раз в день прибегать тайком домой, покормив их сладким молоком и облизав сверху донизу она уходила, догоняла стадо, идущее с водокачки на зеленеющие луга, находившиеся на высоких холмах прямо за селом. Но такая тихая, сонная жизнь иногда нарушалась взявшимся ниоткуда, среди ясного неба и солнцепека, селевыми потоками (псыдзэ), которые приходили внезапно со стороны Сунженских гор из лесов, где по ночам сверкали молнии и грохотал гром. Селевой поток, состоящий из грязи, песка и камней, мчался по руслу речки курп, между высоких, обрывистых берегов образовавшимися веками, а может быть тысячилетиями. Поток захватывал все то, что попадалось на его пути, повозки, скотину, домашних птиц. Никто не мог предсказать эту страшную беду. Внезапно раздавался истошный крик сторожевого гусака, несущего охрану на самом высоком месте островка, который предупреждал всех гусят и гусин, ребятишек, коров и буйволиц о надвигающейся беде. Кричащие ребятишки, ревущая скотина, гогочущие гуси и пищащие гусята, устремлялись наверх, убегали по единственному пологому склону берега речки Курп, спасая свои жизни. Навстречу бежали перепуганные взрослые, родители, родственники, спасать нас мальчонок, скотину, гусей и гусят. Селевой поток приходил за считанные минуты и держался несколько дней. Речка Курп тихая, мелководная, внезапно превращалась в бурную, ревущую реку, которая не помещалась между ее отвесными берегами, высотой от пяти метров и более, она накрывала полностью наш любимый островок, затапливала гнезда бедных райских птиц, кругами парящими над затопленным островком, громкими криками зовущими своих птенцов, но напрасно, все уносило потоком взбесившийся речки. Через два — три дня речка успокаивалась, тихо, как ни в чем небывало, продолжала течь по древнему руслу. Несколько недель берега речки, наш любимый островок приходили в себя, очищались от грязи и ила. Многочисленные райские птички наводили порядок в своих норах, выкидывали наружу испорченные гнезда, строили новые, откладывали яички и выводили новое потомство, успевали до осени вырастить их, а затем улетали со своими детьми вдаль, за горы и моря на юг. Через две три недели мы ребятишки приходили на свой любимый остров, продолжали сторожить подросшихся гусят, а стадо коров и буйволиц, каждый полдень снова приходили на водопой на речку Курп к водокачке.

Счастливое, незабываемое, далекое детство ребятишек из села Къанщууей.

 

9 января 2016 год.                            Михаил Карашев.